Работая в газете, ты постоянно становишься свидетелем, а порой и участником разных историй – счастливых и, наоборот, обычных. Когда же много лет спустя узнаёшь о дальнейшей судьбе своих героев, понимаешь, что самый непредсказуемый сценарист – это жизнь.

СИНИЕ ГЛАЗА

Как-то холодной зимой в редакцию позвонил целый коллектив. Сквозь слёзы женщины просили помочь своей коллеге: «Таня, она такая хорошая и несчастная, потеряла одного ребёнка, а теперь у неё хотят отнять и второго…» Разобраться с ситуацией главный редактор Н. В. Дьякова поручила мне. Так я и познакомилась с Татьяной и Сергеем Василенко. (Имена и фамилия героев изменены).

За несколько лет до этого у них случилось непоправимое горе – умер единственный сын. Скоропостижно. Ему не было и двадцати. Родители тихо сходили с ума, закрывшись ото всех в стенах своего уютного, некогда гостеприимного дома. Время их не лечило. И год спустя после похорон Татьяна не улыбалась, на работе почти всё время молчала, сторонилась подруг. Единственное, куда она ходила с ними, так это в детское отделение больницы, где лежали дети, которых забрали из неблагополучных семей. Было это в конце девяностых, в самый разгул преступности и пьянства.

Заместитель главного врача по материнству и детству Е. П. Латышева, замечательный доктор и человек, делала со своим коллективом всё возможное и невозможное, чтобы прокормить детвору, ненужную родителям. Помогали и неравнодушные горожане, в том числе и Татьяна с подругами. Пока те раздавали подарки, Таня стояла в стороне и смотрела сквозь слёзы. Как бы случайно кто-то из её девчонок пару раз пытался подвести к ней симпатичного мальчонку: «Какой замечательный!» Но та, погладив ребёнка по голове, тут же разворачивалась и уходила.

Её оставили в покое. Чудо случилось само по себе и неожиданно. Перед Новым годом Танин дружный коллектив принёс детишкам конфеты. Василенко, как всегда, со стороны наблюдала за тем, как они радостно распихивают их по карманам. Взгляд выхватил белобрысую худенькую девчонку лет четырёх-пяти, всю в болячках, неаккуратно смазанных зелёнкой. Малышка с трудом протиснулась между более рослыми товарищами по несчастью, успев схватить всего штук пять конфет. Прижав их к себе, она пошла по коридору. Мамки, которые лежали в отделении вместе со своими детьми, шарахались от неё, как от прокажённой, отодвигали подальше сынков и дочек. «Иди, иди отсюда!» - долетал до Тани злобный шёпот. Малышка же брела, сиротливо оглядываясь по сторонам, пока не поравнялась с Татьяной. Тут она остановилась и подняла голову. И женщина, словно посмотрев в зеркало, увидела в синих глазах те же боль и отчаянье, с которыми жила сама после смерти Димки.

Сердце её остановилось на секунду, а потом заколотилось с бешеной силой, разбив лёд, что сковывал его. Татьяна подхватила девочку, прижала, будто пытаясь защитить от злого мира.

- Тебя как зовут? - спросила, даже не замечая, что у самой градом катятся слёзы.

- Настей зовут! Ты не плачь! Хочешь конфету?

- Нет, я конфеты не люблю. А ты любишь? Хочешь, кулёк принесу? Меня тётей Таней зовут.

- Хочу, - кивнула малышка и, погладив свою новую знакомую по голове, как маленькую, добавила: - Приходи, тёть Тань, даже без конфет, просто приходи, - и улыбнулась.

И Татьяна улыбнулась ей в ответ. Счастливо, радостно, как улыбалась давно, до того, как заболел сын.

СОЛНЦЕ ДЛЯ МАМЫ И ПАПЫ

К Настюше она теперь бегала каждый обед. От мужа сначала таилась, но он видел, что жена оттаяла, что глаза её стали светиться. Поэтому, когда она рассказала, что подружилась с девочкой-сиротой, даже не удивился.

- Серёжа, давай ей пальто купим, а то другие дети во дворе в снежки играют, а ей выйти не в чем.

- Купи, конечно, всё, что надо, купи! - Сергей, как и жена, был человеком добрым и нежадным.

- А может, давай её на Новый год к себе заберём, ёлку нарядим?

- Давай нарядим! Хотя, знаешь, Танюш, Настю не обижу и рад ей буду, но полюбить чужого ребёнка не смогу. Ты это помни. И не обижайся.

С того декабря во дворе у Василенко на бельевой верёвке стали часто появляться детские вещички. Соседки сначала подумали, что Татьяна головой тронулась, однако уже скоро все знали, что у них девочка появилась. Всех троих, светящихся радостью, каждые выходные видели на заснеженной улице: то в снежки играют, то снежную бабу лепят…

Возвращаясь же в больничную палату, Настя садилась у окна и так неподвижно сидела часами. На вопрос, чего, мол, застыла, пятилетняя девочка отвечала: «Своих жду». Когда Тане и Сергею об этом рассказали медсёстры, они пошли сразу в отдел опеки. Возглавляла его тогда Н. Л. Чемеркина (если бы у меня спросили, кто заслуживает награды за самое большое и доброе сердце, я бы назвала именно её: скольких детей она спасла от домашнего ада, скольким сохранила жизнь!).

Наталья Леонидовна выслушала их внимательно и покачала головой:

- Не могу я её вам отдать: Настина мать не лишена родительских прав… Сидит в тюрьме. Девчонка по чужим людям жила, страшно сказать, голодная, холодная. Но мать от неё официально не отказалась. По закону девочка её.

Рассказала она супругам о других обездоленных детях, кому родители очень нужны. Василенко же объяснили:

- Другого ребёнка мы не возьмём. Понимаете, это не мы её выбрали – она нас…

Наталья Леонидовна подумала минуту и предложила:

- А поехали-ка вместе в детское отделение!

И когда она увидела, как Настя кинулась к Тане с Сергеем, как обоих крепко обнимала за шею и как заливалась радостным смехом, когда Сергей её кружил, поняла: разлучать их нельзя.

Забирали Василенко Настю уже из приюта, располагался он тогда в подвале пятиэтажки, что рядом со Сбербанком. Переживали: одно дело – ребёнка на выходные брать, другое – стать ему родителями навсегда. Присели с малышкой в коридоре. Сергей взял её за плечи:

- Ну что, Настюха, будешь нашей дочкой?

Девочка ничего не ответила, развернулась и побежала. Супруги обмерли – неужели не хочет? И тут до них донёсся звонкий голос теперь уже их ребёнка.

- Они мои мама и папа! Они мои мама и папа! - кричала Настя, распахивая все двери, что встречались на пути.

Через полгода девочку было не узнать: из худенькой, страшненькой, забитой она превратилась в хорошенькую, пышненькую хохотушку, в которой все души не чаяли. Она знала буквы и цифры, любила рисовать в основном солнышко, цветы и принцесс и старательно подписывала пока корявыми буквами: «Маме и папе».

«ДОЧЬ ОТДАЙТЕ!»

Василенко были счастливы. Солнце с этих рисунков разлилось и в их душах, пока однажды осенью к ним не постучали. Таня распахнула калитку. На пороге стояли мужчина и женщина. Плохо одетые, худые, они смотрели зло. «Может, работу ищут», - мелькнуло в голове.

- Серёжа, иди сюда, - позвала мужа.

Тот тут же возник за спиной.

- В чём дело, ребята? - спросил добродушно.

- Дочь отдайте! - сурово отрезал незнакомец. - Мы за Настей, наша она.

- Нет, - Таня не узнала свой голос, - убейте – не отдам! - и захлопнула калитку перед самым лицом той, чьи глаза были так похожи на дочкины.

Началась мучительная борьба за ребёнка. Обе матери сдаваться не хотели. Ольга – так звали родную маму Насти – вместе с мужем обратилась в суд, требуя признать опеку над их дочкой незаконной и вернуть малышку им.

Именно тогда Танины коллеги и позвонили в редакцию. Я помню, как впервые оказалась у Василенко дома, как познакомилась с Настюшей, как Сергей увёл её потом в детскую, а Таня, перебирая фотографии, спрашивала то ли у меня, то ли у себя: «Зачем ей моя девочка?! Она же её бросила, пропадала где-то, потом в тюрьме сидела. Он тоже только из заключения. Ни жилья, ни нормальной работы, оба крутятся на шашлычке с подозрительной репутацией. Поговаривают, что её хозяйка подторговывает наркотой (несколько лет спустя она и вправду села за сбыт – Прим. авт.). Зачем им моя, понимаете, моя дочь? Для чего? У них есть сын, пусть живут. К нам зачем лезть?»

Потом те же вопросы она задавала в суде. Вёл этот процесс В. В. Рогозин (светлая ему память!) – опытный судья, мудрый человек. Допрос свидетелей, родителей, самой Насти... Я думаю, исход дела решила именно она. Во время допроса, который малышка воспринимала как простой разговор, судья расхвалил её платье:

- Кто же купил тебе такое?

- Мама! - был ответ.

- Какая?

- Моя, - изумилась девочка и обернулась назад (в первом ряду, через несколько человек друг от друга, сидели её матери – родная и приёмная). - Вот, Таня.

Другой матери девочка не помнила.

Настю оставили в приёмной семье. Потом было ещё и заседание краевого суда. Родные родители его тоже проиграли.

Настя осталась с любимыми мамой и папой, а они – со своей ненаглядной девочкой, вернувшей их к жизни.

ДВАДЦАТЬ ЛЕТ СПУСТЯ

Спустя какое-то ещё время я пару раз сталкивалась на улице то с Таней, то с Сергеем. Они рассказывали, что дочка растёт, в школу пошла.

- Шустрая, в меня, - улыбался отец, - с пацанами соседскую копну сена сожгла. Ну ничего, подрастёт – серьёзной будет, как мама…

А потом, хоть и живём в одном городе, Василенко из моего поля зрения выпали. Случайно встретились мы совсем недавно. Я сразу же узнала их. Только с ними теперь была не белокурая девчонка, а сбитенький смуглый мальчишка лет семи-восьми.

- Внук наш! - гордо сказал Сергей. - Вот богатыря растим.

Мальчишка смущённо улыбнулся и убежал на детскую площадку, а мы с его дедушкой и бабушкой присели на ближайшую скамейку.

- Настя как? Замужем? Работает?

- А кто его знает… - огорошила ответом Таня. И в эту секунду я заметила, как сильно она постарела. - Веется где-то... Не вышло толку с дочки. Выросла и пошла по наклонной. Выпивка, парни… Когда Стёпкой забеременела, вроде за ум взялась. Мы радовались, да только зря. Ему две недели было, как она из дома сбежала. Слава богу, мальчишка с нами. Кто же думал, что жизнь вот так повернётся… Знаешь, Лариса, кто теперь моя самая близкая подруга, почти родной человек? Мать Настина, Оля. Она после тюрьмы пить бросила, работать стала. Они с мужем домик купили, обустроились, живут как люди. Внучку нянькают: Настя после Стёпы ещё и девчонку родила, её той матери оставила. Растим внуков, помогаем друг другу, в гости ходим. Вот так…

Недели две спустя я увидела женщин уже вместе, они гуляли с детворой (меня не заметили, да и не хотелось мне попадаться Ольге на глаза: тогда, двадцать лет назад, моя статья была категорически против неё). Шли медленно, чему-то улыбались. Со стороны эти немолодые женщины казались вполне счастливыми. А мне вспомнились их лица в зале суда в ту секунду, когда Настя обернулась, чтобы показать свою мать...

Да, какая же ты непредсказуемая, жизнь!

• Печаль 2
• Радость 0
• Гнев 0
• Удивление 2
• Восторг 0