СКАЗКИ О ЛЮБВИ: "Знать, только ивовая медь..."

Дмитрий Викторович смотрел новости, но раздражённый голос внучки в соседней комнате отвлекал от событий в мире. «Дашулик, как всегда, сидит на окне и болтает по телефону со своим Славкой, - догадался дед. – И чем же он её так разозлил?». Мужчина приглушил телевизор и услышал:

- Значит, она твой друг?! Не бывает дружбы между мужчиной и женщиной, понимаешь?! – наседала на своего парня старшеклассница Дарья. Она даже не заметила, как дедуля вошел в её комнату.

- Так, трубку-то бросай, потом докричишь. Разговор есть, - сказал он строго.

Даша «отбила» Славку и расстроенно посмотрела на деда:

- Ты же знаешь, егоза, я редко вмешиваюсь, но тут не могу смолчать. Ты чего на парня взъелась? И кто это тебе сказал, что мужчина и женщина дружить не могут? Могут. Это я на собственном опыте знаю. Вспомни Дарью Ивановну, мы с ней с комсомольских лет не разлей вода. Была б жива бабуля, подтвердила бы. Вон она даже папки твоего крёстная, и тебя в честь неё назвали. Так что ты, смотри, зазря-то Вячеслава не обижай, женщина, она тоже друг человека.

Девушка улыбнулась, оценив шутку, и прижалась к ещё такому крепкому дедовскому плечу, но через секунду ойкнула:

- Ой, я забыла совсем, тебе дядь Валера звонил, сказал, что баба Даша в больнице, с сердцем что-то.

Через полчаса с пакетом гостинцев Дмитрий Викторович ехал проведать подругу. Ему перевалило прилично за 70, но свой жигулёнок он прекрасно водил и вообще для своих лет был удивительно крепким. Иногда сам изумлялся: детство, юность в голоде и холоде прошли, жизнь лёгкой не была, всё время – от зари до зари в родном колхозе, а силы-то не подкосило.

Чуть-чуть он сдал, когда не стало его Ольги. Одиночество давило, тогда с соседней улицы к нему сын с невесткой поселили Дашку, и теперь ему было спокойней. Может, ещё и потому, что именно так звали девушку, которую он когда-то очень сильно любил. Да сам своей любви и испугался. Это потом, много лет спустя, он услышал выражение, что любовь – это пропасть, надо закрыть глаза, набраться храбрости и прыгнуть. Струсил тогда Дмитрий Викторович, хотя кто его тогда по отчеству-то знал – звали просто кто – Димкой, а кто – Митькой.

Скромная синеокая Дашка была из многодетной семьи, отец погиб на фронте, и мать еле-еле тянула пятерых. Дарья – старшая, она и школу-то окончить не смогла, на ферму пошла дояркой. В кино её не дозовёшься, на комсомольское собрание не вытащишь.

- Давай просто вдвоём посидим, Мить, - просила она. – Хочешь, я тебе Есенина почитаю:

Мне грустно на тебя смотреть,

Какая боль, какая жалость!

Знать, только ивовая медь

Нам в сентябре с тобой осталась…

У неё был волшебный голос, и в эти синие глаза он глядел бы не отрываясь, но и весёлая, шумная комсомольская жизнь его тоже манила. Он долго метался вот так, а потом уехал поступать в техникум. Там встретил бойкую Ольгу и сам не заметил, как стал её мужем. А Даша вскоре уехала в Узбекистан поднимать хлопковый завод. Долго ещё снилась ему по ночам: он бежал за ней и пытался просить прощения, но она не слышала, уходила и уходила…

Потом, с годами, ему казалось, что он даже забыл её. Но лет 15 назад Дмитрий Викторович угодил в аварию, и в самый жуткий момент перед ним предстали Дашины глаза. Он понял, что не забыл, что где-то в самой сокровенной глубине эта любовь жива. Но не признался в этом никому, даже своей подруге Дарье Ивановне, милой, доброй Дашке. Они подружились ещё в техникуме, оба учились на агронома, потом в колхозной конторе сидели за соседними столами, битву за урожай вели. Со временем Дмитрий Викторович стал главным агрономом, а Дарья поднялась по профсоюзной линии, но дружны они всю жизнь. Вот и сейчас он спешил к ней. У входа в палату столкнулся с её сыном Валерой.

- Дядь Дим, на вас вся надежда, совсем раскисла мать.

- Не переживай, старая гвардия, бывает, хромает, но не сдаётся, - Дмитрий Викторович похлопал успокаивающе Валерия по плечу и зашёл в небольшую палату. У окна на кровати лежала бледная подруга дней его суровых.

- «Мне грустно на тебя смотреть, какая боль, какая жалость…» - процитировал он любимое есенинское и присел на краешек постели.

Она улыбнулась и обняла его ладонь своею.

- Димочка, ты, как всегда, свеж и красив.

- А ты, моя дорогая, меня расстраиваешь. Что за кислый вид? Парня своими болячками совсем извела.

Дарья Ивановна улыбнулась:

- Валерке скоро 50, и не изводила я. Обещаю поправиться. А ты бы не ругался, а стихи нам с Дарьей Андреевной почитал. Она тоже Есенина любит.

- Да что такое, одни Даши кругом, - и Дмитрий Викторович обернулся к соседке своей подруги, на которую сразу не обратил внимания. Он хотел продолжить шутку, но слова замерли в горле, как капли воды на морозе: на него смотрели всё те же синие глаза. Мужчина пару минут молчал, не в силах произнести ни звука, потом выдохнул:

- Неужели ты?!

- Я, Мить, - ответила та его далекая любовь.

Но он и сам узнал её в первое же мгновение. Она была другой и всё же прежней, с тем же светом в глазах, с той же улыбкой. И Дмитрий Викторович сделал то, чего сам от себя не ожидал: поднялся, подошёл к её кровати и опустился на колени:

- Дашенька, прости меня, умоляю, прости.

Она вздрогнула, протянула к нему руки:

- Да встань, бога ради! Прошу тебя, встань, - зашептала горячо, - люди смотрят.

Ему же было всё равно, что через приоткрытую дверь палаты эта изумительная картина видна и дежурной медсестре, и стоящей рядом с ней санитарочке. Но тут же нашлась Дарья Ивановна.

- Машенька, - позвала, - дверь, голубушка, закройте, - попросила санитарку. А потом, кинув с деловым видом в рот валидол, отвернулась к стене.

- Разберётесь – расскажете, - сказала, хотя уже догадалась, с кем по воле судьбы она оказалась в одной палате.

Теперь он приходил к двум Дашам, пакеты ему помогала собирать третья.

- Ну ты, дед, даёшь! История у тебя прямо как в кино.

Удивительно, но на склоне лет можно найти своё единственное неповторимое счастье. Это случилось с Дмитрием Викторовичем, и он сам порой не верил тому, что происходит. Через неделю его любимую выписали, и теперь он днями пропадал у неё. Дарья жила одна: муж умер, дети разлетелись. Он помогал ей по хозяйству, она кормила его вкусными обедами. Вечерами они провожали солнце, говорили, он читал ей стихи, как когда-то давно она ему.

- Я тебя никогда не забывал. Сам того не зная, не забывал. Всего Есенина выучил. И синий цвет всегда любил. Теперь думаю, из-за глаз твоих. Вот по весне весь палисадник незабудками засею…

По весне Дарья Андреевна умерла. После похорон её дочь передала Дмитрию Викторовичу старую икону и затёртый томик «последнего певца деревни».

- Мама хотела, чтобы эти вещи были у вас, - посмотрела материнскими глазами и провела по щеке так же ласково, по-матерински, - берегите себя, - и, резко развернувшись, пошла, скрывая слезы.

А ветер, совсем ещё холодный, трепал страницы книги. Дмитрий Викторович опустил глаза и увидел на одной из них старую выцветшую надпись, сделанную чернильной ручкой: «Я люблю Митю». Опустился на лавочку и заплакал. Внучка в тонкой кофте выбежала из дома в тапках на босу ногу, обняла:

- Дед, ну ты чего, мне больно на тебя смотреть.

И он заплакал ещё сильнее, как плачут дети и старики. Когда у одних ещё впереди вся жизнь, а другим уже ничего не вернуть. А с крыш капала вода, тонкой струйкой сбегая в палисадник, который, как только пришло лето, превратился в синее море. В нём цвели незабудки.

• Печаль 1
• Радость 1
• Гнев 0
• Удивление 0
• Восторг 0